Утро Ирины началось с того же невкусного кофе, что и вчера. Старшая по камере гостепреимно усадила Ирину напротив себя и угостила ее чужим кофем с печеньем. Двое ее приближеннвх сидели тут же, одна рядом с Ириной, вторая рядом со старшей, и та, что сидела возле старшей склонившись к ней что-то тихо говорила ей на ухо.


Ирине было скучно, и она, оглядывала камеру делая мелкие глотки кофе. Сокамерницы занимались своими делами и старались не смотреть на них, они ждали, когда старшая выйдет из-за стола и всем остальным тоже можно будет присесть.


Смотря на их безмолвное подчинение правилам, которые установила в их камере старшая, Ирина испытала легкое приятное чувство своей избранности, от того, что ей было можно то, что нельзя всем им. Она вдруг вспомнила полузабытую древнегреческую поговорку, - Что позволено Юпитеру, то не позволено быку. Сейчас, в этой камере, именно она была Юпитером для всей этой безмолвной серой массы зэчек, а они были тем быком, которому не положено.


За этими мыслями Ирина на секунду забыла где находится, и вдруг, почувствовала чьи-то крепкие пальцы сжимающую ее левую грудь. От неожиданности Ирина поперхнулась кофем и, закашлявшись, слегка расплескала его остатки на пол. И тут же уткнулась в жесткий взгляд старшей, которая в упор на нее смотрела, продолжая сжимать ее грудь, ожидая реакции. Реакция Ирины, очевидно, ей понравилась и старшая, не выпуская ее грудь из своей ладони, расплылась в наглой полуулыбке.


Улыбка старшей почему-то сильно испугала Ирину, она замерла и уставилась на нее как кролик на удава. А внутри у нее заметалась паника и какие-то обрывки мыслей. Ирина попыталась взять себя в руки и сосредоточиться, не смогла, и от этого запаниковала еще больше. Она поддалась инстинкту самосохранения и резко отстранилась от стола, попытавшись встать и чуть не упала на пол.


От ее рывка грудь выскользнула из сильных пальцев старшей, и у нее в руках осталась только футболка Ирины. Бюстгалтер у Ирины был только один, и она его одевала только на суды, а в камере она ходила в обычной футболке на голое тело. И сейчас футболка натянулась, и они со старшей на какое то время замерли, смотря друг на друга.


Наверное со стороны это выглядело комично, потому что одна из подруг старшей издала какой-то то ли смешкок то ли всхлип, и старшая брезгливо расжала пальцы. Почувствовав свободу, Ирина резко, одним движением перекинула ногу через лавку, на которой сидела, и метнулась к своим нарам. По пути она услышала тихий злой шепот старшей, которая как будто выплюнула слова ей в спину: - целка ебанная!


На своей койке Ирина улеглась лицом к стене, и накрывшись с головоцюй одеялом какое-то время слушала тишину камеры. За все время в сизо она еще ни разу не находилась в полной тишине, всегда присутствовал небольшой гул негромко переговаривающихся сокамерниц. Сейчас же в камере стояла абсолютная тишина, которая пугала Ирину еще сильнее, чем пальцы старшей на ее груди. Она чувствовала, что произошло что-то непоправимое. Она сглупила, сделала все не так! И Ирина расплакалась от страха, как в детстве.