Oпер сидел напротив Ирки и злился. Ручку и лист бумаги он давно отложил в сторону, и теперь крутил в руках пачку сигарет, время от времени доставая очередную и закуривая. За время их беседы он уже выкурил четыре сигареты.

Ирка вдыхала сигаретный дым, ерзала на стуле и тоже злилась. Мудак доктор оттрахал ее в рот, и обильно кончив даже выдал лекарства на сегодня, как и обещал. Но потом нагло заявил, что не будет покрывать преступление и запишет в Иркину историю болезни причиной анальной трещины изнacилoвaние.

Ирка была просто ошарашена таким поворотом. Она рассчитывала, что заберет лекарства и вернется в камеру, чтобы отлежаться. А вот теперь она сидит в оперчасти и выслушивает угрозы опера, который обещает запереть ее на две недели в ШИЗО, если та не напишет заяву на старшую по камере.

Впрочем, опер не сразу перешел к угрозам, вначале он корчил из себя великого психолога и долго ездил ей по ушам со своим сочувствием, обещал покровительство и наказать старшую по камере по всей строгости закона.

Ирка не велась на эту лабуду и упрямо повторяла одно и то же - никто ее не насиловал, веник в жопу она засунула себе сама без принуждения, потому что проспорила сокамернице.

Опер мог сколько угодно убеждать Ирку что если она напишет заяву, то он защитит и поможет, но она точно знала - врет, он не защитит и не поможет. Если она сделает то, что ему нужно, он получит звездочку, а ее ночью вздернут на простыне.

А если и не вздернут, то покалечат. И Ирка стояла еа своем. Опер поуламывал ее еще какое-то время, выкурив при этом еще несколько сигарет, а потом плюнул и отпустил Ирку обратно в камеру.

Возвращаться в камеру было тоскливо и страшно. Ирка шла перед надзирательницей с руками за спиной и считала шаги чтобы отвлечься, и не думать о том, что ее там ждет.