Тарас
Саманте шестнадцать, и она - трудный подросток. Трудный подросток, который труден не только для окружающих, но и для себя.
Саманта, как и все девочки в ее возрасте, хочет быть красивой и желанной. Она имеет стройную фигуру - это плюс. Ее грудь нулевого размера - это минус.

Минус заметно перевешивает плюс. Ее регулярно путают с мальчишками.

Саманта комплексует. И потому называет себя Сэм, тусуется только с пацанами, и в последний раз надевала юбку в одиннадцать. Она может с закрытыми глазами по вкусу определить любой сорт пива из тех, что продаются в окрестных ларьках, она отщелкивает окурок на пятнадцать метров и скачет по заброшенным стройкам, как горная коза - по Кордильерам.

Она ведет себя как мальчик - и с ней обращаются, как с мальчиком. Дома - тоже.

Ее мать, Эмма, в свои тридцать восемь выглядит едва ли на тридцатник, имеет натуральную грудь четвертого с половиной размера и задницу лишь немногим меньше, чем у Ким Кардашьян. Эмма работает юристом в фирме своего мужа, который вечно пропадает в рабочих поездках. Она воспитывает дочь одна. Но она не комплексует.

Эмма не забыла, каково это - быть подростком. Как противно слушать родительские нотации, часами ругаться по идиотским поводам, убегать из дома, хлопая дверью… Она не хочет этого для своей дочери. И она не хочет портить себе нервы, зная, что это бессмысленно - на работе найдется кому их истрепать.

Поэтому Саманту порют. А поводов для порки бой-девка дает предостаточно.

Недалеко от их дома протекает ручей, вдоль которого растут ивы, а по периметру участка высажен краснотал. Сэм легко скажет, прутья какого растения сейчас полосуют ее задницу.

Но в последние годы розги стали редкостью. Это раньше, когда она была маленькой и относительно спокойной, ее церемонно секли по субботам. Сейчас прутьев не напасешься - косяки идут за косяками, и самый частый гость ниже пояса - ремень. Ремней у них несколько, однако с задницей Саманты дружат только два - классический брючный отца, который почти всегда висит без дела в шкафу, или, если он вдруг не оказался под рукой, то тот, что поддерживает юбку ее матери. Он вполне нормальных пропорций, не шириной с ноготь - таким ее тоже пороли, но это было скорее щекотно, чем больно. А его игривый бело-розовый цвет не мешает ему нормально обжигать зад.

Если бы Сэм спросили, что она предпочитает - ремень или розги, она бы ответила - конечно, розги. Они больнее, но зато, когда тебя секут розгами, это значит, что кто-то потратил время, чтобы их нарезать, очистить и замочить. Приятно, когда ради тебя стараются.

Ее уже давно не привязывали к лавке и не отсчитывали удары. Точнее, иногда отсчитывали, но смысла в этом было немного - Саманта знала, что Эмма будет пороть ее столько, сколько захочет, и терпеливо ждала, пока ей не надоест размахивать рукой над ее задницей. Смысл что-то считать, если в следующий миг количество ударов увеличится вдвое, просто потому, что экзекутору так вздумалось? Хотя определенная корреляция между тяжестью проступка и силой порки все-таки была.

В глубине души Сэм понимала, что порют ее за дело, и не возмущалась. Это была неплохая альтернатива вечным домашним скандалам ее друзей и редких подруг. Несколько болезненных минут - и ты прощен.

Мать не считала нужным говорить, за что сейчас будет пороть дочь. Та, в свою очередь, обычно сама знала - а поскольку ни одна, ни другая сторона не желали делиться своими выводами, иной раз выходил забавный казус: когда задница багровела сильнее, чем было предположительно нужно для искупления того греха, о котором думала Сэм, она лениво интересовалась, почему так много за этакую мелочь. Эмма, в свою очередь, узнав о том, что Саманта натворила что-то помимо того, за что она, по своему мнению, ее наказывала, продолжала порку до того момента, пока дочь не оказывалась достаточно хорошо выпорота за оба проступка.

Сэм относилась к порке как к житейскому делу. Ее пороли везде - на лавке, в кровати, на столе, в прихожей на тумбе, на кресле, на пуфике, в саду на виду у соседей и даже как-то раз на улице. Сейчас в этом было совсем мало церемонности - мать просто нагибала ее прямо там, где в ее голове возникала мысль о необходимости немедленно выпороть дочь, спускала с нее шорты и начинала работать ремнем. Хорошо, если рядом была стена, чтобы удобнее опереться - а если нет, то приходилось ставить ладони на колени и принимать порку в таком положении. Сэм предпочитала, чтобы ее пороли на кровати или столе - просто ей было лень стоять.

Ее пороли бесчисленное количество раз. Обычно в неделю бывал только один день, когда с нее не спускали шорты для порки - а вот какой именно, это уже как повезет. Во вторник, четверг и субботу она всегда получала минимум тридцать розог или шестьдесят ремней - как Сэм догадалась, мать назначила эти дни днями профилактической порки. Ее личный рекорд - четыре порки за один день, в общем на сто восемьдесят ударов розгами, Надо сказать, после наказания она действительно вела себя хорошо… на протяжении нескольких часов или дней, если порка была действительно серьезной. Все-таки с багровой задницей не покуролесишь.

Отношение Саманты к порке можно показать следующим эпизодом. Однажды она вечером лежала на кровати и читала новый выпуск комикса про Зеленого Фонаря. В это время мать решила, что полсотни розог за двойку помогут исправить оную на следующий же день. Она, ни говоря ни слова, взяла подготовленные для профилактической порки(которую решила провести заодно) розги и зашла к дочери. Та, даже не оглядываясь, спустила трусы и невозмутимо продолжила читать комикс, когда над ее задницей засвистели прутья. Разумеется, удары, полученные во время изучения приключений Фонаря, не шли в зачет. Саманта это знала, но тем не менее спокойно дочитала четырнадцать страниц, и уже после этого приняла положенные восемьдесят ударов.

Сейчас ее снова будут пороть - за курение. Эмма нагнула ее над столом и ушла - но не в прихожую за ремнем, а к себе в спальню, что было необычно - ведь розги обычно хранились в ванной. Сэм легонько укололо любопытство - может, что-то новенькое?

Верно, новенькое. Многохвостая плеть.

Эта порка стала действительно интересной - когда хвосты первый раз обожгли ее зад, Саманта поняла, что это нечто совершенно особое. Таких ощущений нет ни от ремня, ни от розог. Все семьдесят ударов Сэм дергалась, кричала и извивалась, чем заслужила поднятую вверх бровь матери и дополнительные тридцать ударов. Но оно того стоило. Как только Эмма отвернулась, чтобы уйти к себе, девчонка запустила между ног руку и через несколько грубых движений залила приспущенные шорты оргазмическими соками.

Саманта никогда не признается себе, что любит порку.
+4
Тарас 3 years ago
На место Санты..
0  Reply